В украинской экономике наблюдаются две опасные тенденции: резкое торможение динамики ВВП на фоне нарастающей инфляции. Чем опасна эта «спираль смерти» для экономической стабильности, а главное — как ее избежать?
«Спиралью смерти» экономисты называют стагфляцию, то есть сочетание высокой галопирующей инфляции и падения ВВП, приводящее к своеобразному цугцвангу решений, когда результат каждого хода — это «потеря фигуры».
Ведь с инфляцией нужно бороться жесткой монетарной политикой, сжатием денежной массы и высокими процентными ставками. А с рецессией надо бороться мягкой монетарной политикой, расширением денежного предложения и низкими кредитными ставками. Как видим, стагфляция блокирует эти решения: придется пожертвовать или борьбой с инфляцией, или ростом ВВП.
Насколько близко наша экономика подошла к «спирали смерти»? Судите сами, в 2024 году ВВП вырос на 2,9% после восстановления на 5% в 2023-м и обвала на 28% в 2022-м.
Очевидно, происходит резкое замедление темпов роста валового продукта вследствие постепенной исчерпания эффекта низкой статистической базы сравнения в виде обвального, с точки зрения экономического развития, 2022 года.
В четвертом квартале 2024 года зафиксировано даже квартальное падение на 0,1%. Также очень опасная тенденция в промышленном производстве — падение объемов по сравнению с предыдущим месяцем.
По итогам первого квартала текущего года, получаем минимальный рост ВВП на уровне 0,5%.
Согласно Инфляционному отчету НБУ за апрель 2025 года, в первом квартале 2025-го реальный ВВП вырос на 0,5% г/г.
Это фактически околонулевой рост экономики с риском перехода к нулевой и даже отрицательной динамике во втором квартале текущего года. Некоторым предохранителем окончательного перехода экономики в зону падения выступает временное прекращение торговой войны между Китаем и США. Это положительно скажется на уровне цен нашего сырьевого экспорта, в первую очередь аграрного.
Ведь возможная Глобальная торговая война могла бы ударить по Китаю, а он до сих пор торговый партнер номер один для Украины.
Индекс потребительских цен на товары и услуги в 2025 году (к соответствующему периоду предыдущего года) в апреле составлял 14%.
Насколько украинская экономика близка к экономической «спирали смерти»?
По мнению НБУ, ситуация выглядит довольно положительно, и таких угроз нет.
Национальный банк отмечает пик инфляции в первом квартале 2025 года, но не видит угроз сокращения ВВП.
Регулятор ожидает роста украинской экономики в 2025 году на 3% и постепенного сокращения инфляции летом, в том числе за счет поступления на рынок нового урожая и постепенного решения фактора энергетического дефицита. Последний тезис НБУ базируется на положительной оценке неких загадочных «монетарных мер», под которыми, очевидно, стоит понимать внедрение программы льготных кредитов на энергомодернизации и запуск альтернативных источников энергообеспечения предприятий.
Также НБУ не видит исчерпания эффекта низкой статистической базы сравнения в виде «экономического дна 2022 года» в контексте роста ВВП в 2025-м, но видит «исчерпание инфляционного импульса».
К сожалению, эти прогнозы не стоит полностью воспринимать на веру, ведь НБУ нередко и довольно грубо в последние годы ошибался в своих прогнозах как по росту ВВП, так и по показателю инфляции. При отсутствии какой-либо ответственности за такие аналитические ошибки НБУ перестает, так сказать, «таргетировать» доверие к своим прогнозам.
От сползания к стагфляции нас пока спасают не загадочные «монетарные меры НБУ» (что является довольно злым оксюмороном при условии учетной ставки НБУ на уровне 15,5% и ставки по трехмесячным депозитным сертификатам Нацбанка на уровне 19%), а внешняя помощь, которая в условиях угрозы глобальной рецессии становится очень тонкой красной линией (во время глобального кризиса каждый спасает прежде всего себя, а не помогает другим).
На данный момент угроза именно глобальной рецессии достаточно отдалена, но в Евросоюзе она уже стала почти свершившимся фактом, в частности в Германии, где рецессионные процессы происходят уже три года подряд.
К угрозам внутренней рецессии украинской экономики привел ряд факторов, кроме войны, конечно. Это:
- отсутствие эффективной концепции промышленной политики;
- неакцентированная на цели экономического роста монетарная политика, которая и с инфляцией в результате не смогла справиться;
- отсутствие общей модели роста, адаптивной к военным условиям.
Приговором нынешней политике правительства является безработица в размере 15% и загрузка экономического потенциала только на 70%.
В условиях войны в экономике с правильными настройками безработица должна практически отсутствовать и составлять 2–3% максимум.
Уровень безработицы в размере 15–20% — это ключевой индикатор того, что применяемая экономическая модель неэффективна.
У правительства и НБУ было три года, когда внешнее финансирование в размере 40 млрд долл. в год давало им все возможности для запуска новой экономической модели роста. Но это время было безвозвратно потеряно.
В 2023 году рост на 5% «убаюкивал» министров. Хотя даже студенту первого курса было понятно, что здесь сработал банальный отскок после падения на 28% в 2022-м.
Плюс любимая функция правительства — дирижизм финансовыми потоками. Действовать, как регулировщик на финансовом перекрестке и перенаправлять ренту с основных потоков в пользу ключевых групп влияния.
Если не принять экстренные меры, к лету нас может ожидать постепенное охлаждение экономики. А если Глобальная торговая война все же разгорится, то осенью возможен и экономический кризис.
Проблема заключается в том, что стагфляция лечится только шоковой терапией: обвалом реальных доходов населения и резким ростом цен и тарифов. За выход из стагфляции взимается очень большая плата — основная масса населения должна стать в несколько раз беднее. Но даже в мирное время такой сценарий очень опасен, потому что может послужить причиной социальной дестабилизации. А во время войны подобный сценарий является критическим, поскольку он разрушителен именно для тыла. Поэтому у правительства и НБУ есть максимум два месяца для принятия экстренных мер по недопущению такого сценария.
А теперь перейдем к статистике и альтернативной ее интерпретации (по сравнению с оценками НБУ).
Настоящий экономический шок сейчас наблюдается в динамике экспорта и импорта. Процитируем Госстат:
«За январь-февраль 2025 года экспорт товаров составил 6288,1 млн долл., или 87,0% по сравнению с январем-февралем 2024 года, импорт — 11302,5 млн долл., или 112,3%.
Отрицательное сальдо составило 5014,4 млн долл. (за январь-февраль 2024 года также отрицательное — 2838,9 млн долл.).
Коэффициент покрытия экспортом импорта составил 0,56 (за январь-февраль 2024 года — 0,72)».
Следовательно, в январе-феврале 2025 года наблюдается почти удвоение отрицательного сальдо торгового баланса и резкое ухудшение коэффициента покрытия экспортом импорта с 0,72 до 0,56. В целом экспорт упал на 13% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года, а импорт, наоборот, вырос на 12,3%, и эти тенденции только усиливаются (см. рис. 1–2).
Наибольшее падение экспорта зафиксировано в такие страны, как Турция, Британия, Египет, Румыния. Но самое большое влияние оказало падение экспорта в Китай — на 46,3%, хотя импорт за этот же период вырос на 26,2%.
Как видим на рис. 3, индекс потребительских цен на товары и услуги в 2025 году постепенно рос в годовом измерении: с 12,9% в январе до 14% за период январь—апрель.
Важным индикатором является динамика индекса строительной продукции в 2011–2025 годах (см. рис. 4): после падения на 64,8% в 2022 году этот показатель вырос в 2023-м на 25% (эффект низкой статистической базы сравнения), но в 2024 году это восстановление затормозилось до 18,6% (постепенное исчерпание эффекта базы).
Как видим из рис. 5, на сегодняшний день производство товаров промежуточного потребления (полуфабрикатов) составляет 50–53% от уровня 2016 года, инвестиционных товаров — 70, потребительских товаров краткосрочного пользования — 85, энергии — 69,5%. Вместе с тем производство потребительских товаров длительного пользования находится на уровне 121,5% (в этом показателе «зашито» производство сектора ОПК).
Что касается динамики промышленного производства, то видим увеличение производства товаров промежуточного потребления за прошлый год на 3,4 п.п., сокращение производства инвестиционных товаров на 2,4 п.п., падение производства потребительских товаров краткосрочного пользования на 11,8 п.п., уменьшение производства энергии на 4,4 п.п. При этом у группы потребительских товаров длительного пользования рост на 8,2%.
Развитие промышленности происходит на фоне существенного роста индекса цен производителей промышленной продукции в январе—марте 2025 года на 43,3% в контексте внутренних цен. Это, условно, промышленная инфляция, и она ощутимо больше потребительской. Более того, промышленная инфляция у нас не таргетируется НБУ, хотя именно она выступает спусковым крючком инфляционных процессов, если рассматривать их в комплексе, системно. Ключевым фактором промышленной инфляции у нас выступает рост цен на энергоресурсы на 59,8%.
Приведенные показатели свидетельствуют, что в двухконтурной экономике «войны и тыла» более-менее стабильные экономические процессы происходят в секторе ОПК, где есть дешевое финансирование со стороны государства в виде оборонного заказа. При этом «экономика тыла» постепенно умирает в пламени галопирующей инфляции и роста цен на энергоресурсы.
Это приводит к сокращению экспорта, торможению темпов роста ВВП почти до нулевой отметки и деиндустриализации основного ядра промышленности (кроме изолированного сектора ОПК).
Здесь следует сказать, что рост ОПК за счет государственного заказа — это положительное явление в условиях войны, что чрезвычайно важно для обеспечения ВСУ.
Но опираться «экономика войны» (в контексте налоговых поступлений, экспортной выручки, развития энергетики и функционирования предприятий-смежников) должна на «экономику тыла», а она, как видим, постепенно умирает вследствие отсутствия кредитного импульса, кризиса на рынке труда и неэффективной правительственной экономической политики.
В 2025 году военный бюджет составляет 2 трлн грн, из которых 1,2 трлн — это денежное содержание военнослужащих, а 737 млрд грн идет на закупку вооружения и военной техники, в частности 47 млрд — на программу закупки дронов.
Эти 2 трлн грн должна собрать «экономика тыла», но уже сейчас очевидно, что в этом году дефицит таких внутренних ресурсов составит минимум 200 млрд грн.
Чем сильнее «экономика тыла» будет погружаться в кризис, тем больше будет этот дефицит. А при условии широкого дефицита внутренних источников финансирования и «экономика войны» может перейти в тренд сокращения.
Чтобы этого не произошло, правительство и НБУ должны пересмотреть экономическую и монетарную политику, акцентировав ее на специфике функционирования амбивалентной модели экономики во время войны.